С именем Бориса Эрина связаны яркие страницы истории Коласовского театра. Несмотря на то, что непосредственно в штате нашего творческого коллектива он работал не так и долго: с 1991 по 1993 годы возглавлял его художественное руководство. Больше его знали как чрезвычайно интересного и глубокого, но приглашённого режиссёра.
Каждая из работ Бориса Эрина на коласовской сцене являлась событием, а некоторые – настоящими сценическими шедеврами. Например, «Клоп» по пьесе Маяковского, 1968 год. Свидетели помнят, что это был спектакль безумного, циркового темпо-ритма, с конструктивистской сценографией, гротескным рисунком образов… Эрин решил спектакль в жанре феерической комедии, где каждый персонаж в своей сатирически-заостренной характерности приобретал черты обобщённости, типичности. Исполнители широко использовали элементы и трюки цирковой клоунады, публицистические приёмы «синей блузы», пластику пантомимы. Раскованно и импровизационно играли Фёдор Шмаков (Присыпкин), Зинаида Конопелько (Розалия Павловна), Галина Маркина (Эльзевира), Иосиф Матусевич (Брандмейстер), Николай Звездочётов (Старый механик) и другие. Действие шло в сопровождении эстрадного оркестра, и уже в самой музыке Сергея Кортеса подчёркивались иронические отношения к событиям.
…«Власть тьмы» Льва Толстого, 1969 год. Этот спектакль вошёл в золотой фонд театра. Восхищала тогдашняя генерация актёров: молодой ещё Фёдор Шмаков в роли Акима, красивая и умная Галина Маркина – Анисья, крепкая внутренней силой и характерностью Янина Глебовская – Матрёна, и вторая исполнительница этой же роли Людмила Писарева, для которой этот спектакль был началом её зрительского признания, взрывная Светлана Окружная – Анютка, органичный, с внутренним драматизмом Леонид Трушко – Никита.
В 1971 году всю страну облетела повесть Бориса Васильева «А зори здесь тихие». Театры наперебой бросились ставить инсценировки по ней. Почти одновременно появились два спектакля – в московском театре на Таганке и Центральном театре Советской Армии. Последний поставил Борис Эрин. Через некоторое время он воплощает повесть на коласовской сцене. Психологизм, глубина проживания исполнителей здесь сочетались с некоторыми открыто театральными приёмами, когда артисты читали и авторский текст, что усложняло задачу их правдивого существования. К слову, сравнивая спектакль «А зори здесь тихие…» Бориса Эрина с постановкой Юрия Любимова в Театре на Таганке, критика в один голос отмечала пронзительный психологизм актёрских работ, концентрацию режиссёрского внимания именно на чувствах и глубине внутренних переживаний героинь. И не удивительно: в 1971 году, почти через тридцать лет, именно в Беларуси Борис Эрин «встретился» со своей фронтовой молодостью – оказался на берегу реки Полы, где держал в руках «васковскую» винтовку и где в 1942-ом под обстрелом миномётных батарей устанавливал связь, найдя потом даже «родной» блиндаж. В памяти всплыли те бои, за которые он получил орден Красной Звезды…. Именно на Беларуси, под Витебском, получил Борис Эрин своё первое боевое ранение: осколок впился просто в лицо. С того времени, усмехаясь говорил режиссёр, он начал носить усы.
В большинстве спектаклей на коласовской сцене Борис Эрин не экспериментировал с художественной формой. Его излюбленным материалом был актёр. Всё остальное было вторичным. Он вытягивал из артиста всё, что было ему нужно для сцены и спектакля. Так он работал с Галиной Маркиной в «Острове Елены» Е.Шабана, либо с Владимиром Кулешовым в «Филумене Мартурано» Э.де Филиппо.
В 1989 году он инсценировал «Хам» Э.Ожешко. Спектакль был создан на актёрских индивидуальностях Светланы Окружной и Владимира Кулешова в ролях Павла и Франки как воплощениях света и тьмы, ангельского и дьявольского в душе человека.
Правда, были и исключения. Пьесу А.Сухово-Кобылина «Свадьба Кречинского» Эрин решил в сатирическом, условном плане, и его замысел нашёл подтверждение в сценографии А.Опарина. На сцене стояли манекены. В финале персонажи неподвижно застывали, повторяя их вычурные позы. Такой приём подтверждал мысль: в аморальном обществе люди лишены хороших человеческих качеств и становятся бездушными, холодными куклами. Наиболее последовательно режиссёрский замысел олицетворялся в образах Кречинского (В.Кулешов) и Расплюева (Т.Кокштыс). Кулешов создавал колоритную фигуру крупного игрока, способного на опасный риск. Импозантный, самоуверенный, он ведёт себя нагло и цинично. Даже в сцене разоблачения не ощущал ни капли стыда, а только опустошённость и скуку. Первое действие решалось режиссёром в открыто условной манере. Широко используя гиперболу, эксцентрику, актёры выявляли иронические отношения к образам. Во втором действии участники спектакля детально, с бытовыми подробностями, психологически обосновывали поведение и поступки своих героев.
В 1991 году Борис Эрин принял на себя художественное руководство Коласовским театром. В качестве первой работы выбрал пьесу братьев Стругацких «Жиды города Питера». Материал казался газетно-публицистическим. И режиссёра упрекали в том, что после того, как страна вошла в новую систему, спектакль утратит актуальность. Но оказалось не всё так легко и так просто. Квартира известного учёного ночью, когда совершается государственный переворот. Бытовая атмосфера сюжета – драматическая у Тамары Шашкиной, комедийная у Георгия Дубова, драматическая у Владимира Кулешова – граничит с действием на второй части сцены, где господствует Чёрный человек (Вячеслав Грушов), где слышится лай собак, лязг цепей. Эти картины происходят в воображении героев спектакля, но существуют не менее реально, чем бытовые сцены. Спектакль готовился накануне и в дни августовского путча и был выпущен вскоре после его. Актёры и режиссёр понимали, что постановку, в которой эти события предсказывались, могли запретить, да и сами они могли легко превратиться в его персонажей…
В 1992 году Эрин обращается к абсурдистской драматургии Славомира Мрожека (спектакль «Счастливое происшествие») и гоголевскому «Ревизору» в своей программной работе «ЧП-1» и «ЧП-2», спектакле на два вечера.
В «Ревизоре» эклектика была заявлена как главный приём. «Пародия, игра, репетиция, импровизация» – так определял режиссёр жанровую стилистику спектакля. Там была действительно открытая, постмодернистская форма, когда из разных вариантов режиссёрского прочтения (даже жанрового – трагедия, политическая сатира, фарс, фантасмагория) родилась чрезвычайно интересная, хотя и спорная работа.
Спектакль начинался с… репетиции. На сцену выходили актёры-исполнители главных ролей в своих будничных костюмах, отдельные детали которых указывали на характеры будущих персонажей. Рядом с актёрами суфлёрша – фигура, забытая в современном театре. До некоторого времени она будет вступать в отношения с артистами, подсказывать им те или иные реплики. И даже вальсировать с Евгением Шипило (в роли Почтмейстера). Режиссёра нет ни на сцене, ни в зале: слышен только его голос по радио. Его невидимая фигура создаёт предпосылки для восприятия спектакля с определённой долей мистики. Режиссёр предложит актёрам сыграть вначале первый вариант, в котором господствует страх. А вот и второй вариант, где знаменитое письмо Чмыхова читается в каком-то застолье хорошо подвыпившей компанией. Третий вариант. Откуда-то сверху спускается «политбюро» – большие портреты героев спектакля с какими-то дегенеративными выражениями лиц. Сами же персонажи сидят здесь же, за большим длинным столом. Взад-вперёд прохаживается хорошо вооружённая охрана в чёрных очках. Что это: сборище мафии или, может, заседание ГКЧП накануне путча?
Среди интересных находок – сосуществование в спектакле сразу четырёх Хлестаковых. Их роли исполняли молодые на то время артисты-коласовцы Вадим Асветинский, Геннадий Гайдук, Михаил Краснобаев и Геннадий Кирпичёв. Каждый из них выявлял какие-то отдельные черты образа: наивность и романтичность у Кирпичёва, гипертрофированная женственность у Гайдука, инфернальность у Асветинского, горделивость, самоуверенность, самолюбие у Краснобаева.
Наиболее сильная сцена спектакля – его финал, решённый в «жанре» венецианскага карнавала. Все герои, которые собрались поздравить Городничего (Ф.Шмаков) с необычным событием – счастливым замужеством Марьи Антоновны (Р.Грибович) – в разных масках и костюмах. Здесь можно увидеть все времена и эпохи. Восток и Запад, Ренессанс и Классицизм, японские кимоно и русские сарафаны – всё смешалось в бешеном пространстве спектакля-фантазии Бориса Эрина. И вот, наконец, на сцену выезжает карета-катафалк, в которой сидят Городничий, Анна Андреевна (Н.Левашова), Марья Антоновна. Исчезает драматический текст. Герои переходят на речитатив, начинают петь. …Появляется Жандарм. Но это совсем и не Жандарм, а переодетый Осип (В.Кулешов) в костюме римского легионера (снова маскарад?). Он делает один, второй круг, и все персонажи, словно заколдованные, молча шествуют за ним. Звучит заключительная ария Отелло. И под эту трагическую музыку, словно фантомы, появляются четыре ревизора (или Хлестаковы?). Материализация фатального ослепления, что делается наказанием человечеству за грехи.
Режиссёр, который почти всю сознательную театральную жизнь был адептом искусства традиционно-реалистического, обратился к совсем другому направлению – к искусству экспериментальному, может быть, даже формалистичному. Эксперимент всегда бывает плодотворным, даже когда он происходит в строгих границах академического театра.
Сказать, что Бориса Эрина в театре любили, – значит не сказать ничего. Каждый «амбициозный» актёр мечтал сыграть в спектакле Мастера. А главным «секретом» была его верность традициям психологического театра, где режиссёр «растворялся» в пьесе и актёрах, выводя на первый план тонкую и уникальную психологическую партитуру жизни человеческой души. И – «педантичный» профессионализм в работе над каждым спектаклем, который он проявлял сам и которого требовал от всех, с кем вместе работал. Не удивительно поэтому, что, благодаря такой театральной «вере» в психологический театр, Борис Эрин смог открыть нам нюансы «белорусской души».
Последней постановкой на коласовской сцене был его спектакль «Метаморфозы любви» по пьесе Иштвана Эркеня «Игра с кошкой». Когда-то он уже ставил её в Купаловском театре с Зинаидой Броварской в главной роли. На этот раз материал планировался на Светлану Окружную. К сожалению, из-за болезни артистки проект осуществился с другой исполнительницей – Тамарой Кобяк.
Несмотря на большой вклад Бориса Владимировича Эрина в сценическое искусство Беларуси, здесь он не был отмечен ни одним почётным званием, по его же собственному признанию, так и остался здесь чужаком. Зигзаги судьбы. Зигзаги истории театра.
Ушёл из жизни Борис Эрин в Москве в 2008 году.